На Apple TV+ вышел четвертый сезон американского сериала «Утреннее шоу», который рассказывает о закулисье телевидения в США. В нем одну из главных героинь, журналистку Брэдли Джексон в исполнении Риз Уизерспун, задерживают в Беларуси по подозрению в шпионаже. По сюжету в десятой серии ее помещают в минский следственный изолятор. Создатели сериала показали грязную камеру, пытки бессонницей и громкой музыкой, а также допрос КГБ. «Зеркало» попросило бывшую политзаключенную, журналистку и документалистку Ксению Луцкину посмотреть эти сцены и сравнить их с реальностью беларусской тюрьмы.
По сюжету журналистка Брэдли Джексон прилетает в Беларусь на тайную встречу со своим информатором, но ее задерживают спецслужбы. В сериале не уточняется, в каком именно СИЗО Минска держат героиню, но показаны условия: одиночная камера, постоянный яркий свет, отсутствие сна и допросы.
Сериальные сцены из минского СИЗО «Зеркало» попросило прокомментировать экс-политзаключенную журналистку и документалисту Ксению Луцкину. Она провела в заключении почти четыре года, из которых два — в следственном изоляторе № 1 на улице Володарского в Минске (в народе — Володарка). О быте в СИЗО КГБ Ксения знает со слов других заключенных.
Камера: яркий свет, одиночество и койка, которую можно унести
В сериале американскую журналистку помещают в одиночную камеру с ярким светом, который не выключают. По словам Ксении Луцкиной, в реальности все немного иначе:
— Эта камера внешне похожа на «строгач» — камеру № 100 на Володарке. Но только внешне. Разница огромная, начиная с того, что в нашем СИЗО свет не такой яркий. Он всегда горит, выключить — невозможно, и просить об этом бесполезно. Но важный момент: мы никогда не можем быть одни в камере! Даже в той сотой камере — две койки. Без соседки можно оказаться лишь в карцере.
В одной из сцен сотрудники изолятора, наказывая журналистку, выносят из камеры ее койку. В реальности, говорит Ксения, это невозможно по техническим причинам.
— Вся мебель в СИЗО крайне надежно прибита, привинчена и вмонтирована в стены и пол. Убрать ее просто невозможно, — подчеркивает собеседница. — Даже в кабинетах следователей мебель не сдвинуть с места. Так что вынести койку — это фантазия создателей. В карцере нары на день поднимаются, но они тоже надежно закреплены.
Допрос: форма КГБ, дубинка и визиты в камеру
Самый драматичный эпизод в сериале — допрос, который проходит прямо в камере. Силовик приходит в форме с нашивкой «КГБ» и резиновой дубинкой на поясе. Ксения Луцкина подчеркивает, что такая сцена в реальности невозможна сразу по нескольким причинам.
— Следователи в камеру не заходят никогда! Только сотрудники СИЗО, — говорит Ксения. — К героине с любыми требованиями должен приходить либо оперативник, либо следователь. Но не в камеру, а в отдельный кабинет, куда ее будут выводить. Форма у сотрудника тоже очень смешная. Она имитирует милицейскую, но при этом на ней нашивка «КГБ» и болтается дубинка. Это просто фантазия. Дубинки есть у обычных сотрудников СИЗО, а не у следователей из комитета.
По словам бывшей политзаключенной, кагэбэшники в принципе не приходят на допросы в форме.
— Следователи, а уж тем более сотрудники КГБ, никогда не придут в одежде со знаками отличия, — объясняет Луцкина. — Это делается элементарно для того, чтобы заключенная никогда не смогла сказать, кто именно с ней разговаривал.
Быт: еда из пластика и стул в камере
В сериале еду героине подают в пластиковой посуде через щель внизу двери. Беларусские реалии выглядят куда аскетичнее.
— У нас тарелки другие, — вспоминает Ксения Луцкина. — Если бы дали еду в пластике, мы бы, наверное, обрадовались. В минском СИЗО все миски металлические. Подают еду не снизу, а через «кормушку», которая официально называется «дверная форточка». У нас есть только кружка. Она алюминиевая, без ручки. Если у тебя кружка с ручкой — ты счастливица. Потому что, когда наливают кипяток, невозможно взять ее в руки без специальных приспособлений, которые мы сами делали из газеты.
Одним из самых грубых «ляпов» в сериале Ксения называет наличие в камере обычного, не прикрученного к полу стула, на который садится следователь.
— Это невозможно! — утверждает бывшая политзаключенная. — В камерах в принципе нет и быть не может стульев. А непривинченный — нонсенс. Агрессивный заключенный может воспользоваться стулом как орудием нападения, убийства. Кстати, есть важный момент: следователи на стулья для заключенных не садятся. Можете верить, можете нет, но у них есть поверье, что, если сядут на него, могут оказаться на нашем месте. У меня самой был такой смешной следователь, который очень не хотел садиться после меня (смеется).
Несмотря на множество неточностей, Ксения Луцкина не склонна критиковать создателей сериала:
— Хочу сказать слово в их защиту. Это художественное кино, и не надо требовать от авторов документальной точности. Они там не были и явно пытались изучить материал. А все гиперболы — от желания создать максимально драматичную атмосферу. В СИЗО я много думала, что сама до попадания сюда в жизни не смогла бы воссоздать эту атмосферу. Все нюансы можно узнать, только побывав там. А надо ли это нормальному кинематографисту? Однозначно нет.
